стариком.
И шлепаю ее добротно по аппетитной попке, что боковым изгибом ко мне повернута.
У меня роговицы глаз льдом закупоривает. Тошнота мохнатым валуном прокатывается до горла. Смотрю на зарумянившуюся кожу и не могу поверить, что я только что это сделал.
Глазами впитываю ее лицо, но она… не расстроена и не сердится. Ногами перебирает слегка, и упирается виском в ладонь полусогнутой руки.
— Прости, Алиса, я не думал вообще, — быстро наваливаю, от паники, скорее всего.
Она хмурится задумчиво. И, блин, только сейчас, видимо, понимает.
То есть, я еще хуже сделал. Она даже не восприняла это как сравнение. Она не вспомнила тот ужас.
— Ты чего? — заикается Алиса. — Я… я не… у меня нет травмы на всю голову. Это же… другое совсем. Просто шлепок.
Глава 47 КУЛАК
Отбросив остатки еды в тарелку, полирую румяную окружность ладонью.
— Забей тогда. Я… дебильно вышло, пиздец. Не хотел. Не хотел тебя задеть, ни так, ни по-другому.
Она губу закусывает, и избегает смотреть прямо. Но потом опускает взгляд на руку мою, что гладит отпечаток шлепка.
У нее соски торчат, отсюда вижу. Сглатываю судорожно, потому что… всегда тупизной считал все эти игры постельные. Бесполезным детским садом. Что-то сейчас многое кажется… правильным что ли.
Но сам сказануть не рискну. Она зарделась вся. Хочу между пухлых губок ее залезть и просечь насколько потекла. Жаль, лезть не буду.
Да, ее повело. По дыхалке и движению ног считываю.
Алиса еще одну конфету разжевывает и спрашивает:
— Тебе грудь, получается, моя нравится?
Мацаю бедро ее, хорошенько так. Чтобы прочувствовала. Руку бы свою теперь оторвать от изгибов.
Давно так не веселился, вообще-то. Как вопрос этот услышал. На самом деле, наверно, никогда.
— Нравится? Ты гонишь, Алиса? Нравится, епта. Торчу на них, считай. На сиськах твоих.
Опять зарделась. А не надо вопросы такие задавать.
И тут она ко мне нежится, и за подбородок целует. По груди мне пальцами водит, но не дразнит. Говорит, что не против кое-то попробовать.
Я когда «кое-что» выкупаю, то до настроек начальных сбрасываюсь. Ну, это те, которые пещерные вообще. Алиса еще как-то неуверенно предлагает.
Она что, думает, существует вселенная, где я откажусь или не хочу?
Сначала тараним рты друг другу атаками и зализами, а потом я на колени ее на кровать ставлю.
Алиса покорно увесистую грудь ладонями собирает и сжимает. Различаю, как выдыхаем одновременно, когда член мой между полушарий вверх проталкивается.
И потом только гул в висках слышу все время. Я, наверно, и не дышу, поэтому система на износ работает.
Она ласкает сама себя, соски задевает, и все совсем не так я себе представлял… Точнее я это почему-то не воображал, а оказалось — это кайф в геометрической прогрессии закручивающийся. Потому что ее тоже кроет, и она голову запрокидывает.
— Теперь стой… стой так, маленькая.
На выдохах свистящих заливаю спермой ее раскрасневшуюся, возбужденную грудь. Торчащие вишенки сосков особенно хорошенько получают. На волосы ей чуть попадаю. Все это слишком красиво.
Тут же заваливаю Алису, она вскрикивает, а я в лицо ее едва ли не толкаюсь. Лапаю ее под собой, а она радостно смеется.
— Хохочешь? Сейчас посмотрим, кто ржать будет.
Она под ласками дальнейшими разморенной совсем становится.
Пою водой ее, а внутри бульдозер нежности все разворачивает, до самых корней. Это не игла влюбленности попросту, это прошивка моя такая теперь.
Не помню, как засыпаю, но просыпаюсь как шизик подстреленный. Сориентировавшись, что это моя Алиса в плечо дышит, в моей собственной постеле, стараюсь попуститься, но заклинило.
Изнанка башки полыхает. Пламенем образы потресхивают. У меня и впрямь сотня сердец сегодня вылупилась и все до единого разбухли. Словно свинца туда загнали, как нафаршировали.
Внаглую бужу Алису, не могу стопорнуться. Дыхалка тракторным мотором на вдохах заходится, а дальше…
Дальше ничего, по новой, без выдохов.
Кислород из кожи ее медовой, сладкой, ягодной пытаюсь вытягивать.
Сонная Алиса встрепенуться сразу решает, обеспокоенно меня по лицу погладить.
Что-то приговаривает и спрашивает.
— Ты мне нужна, — калечно словами все изнутри толкаю в пространстве между нами, — ты мне нужна и сейчас. Нужна мне.
Она ластится, соски торчащие грудину мне терзают. И она еще не проснувшимся голосом просит сделать с ней все, что угодно.
Я заваливаю ее, на спине вспарываю поцелуями шелковистую кожу прямо у шеи. Вонзаюсь в нее, она ахает и горлом звуки из себя выталкивает с каждым толчком.
Не смогу в ее глаза проницательные смотреть, на ухо горячкой признаюсь во всем:
— Так люблю тебя, ты даже… Ты не понимаешь. Я не знаю как. Я люблю тебя совсем, я же так тебя люблю. Ты мне все прям, ты моя, моя, моя. Иди ко мне… Я без тебя не протяну уже. Алиса, я же не выживаю без тебя.
Подо мной трясется, и я тоже, наверно, в петле тряски застрял. Алиса за руку меня беспомощно хватает, когда разлетается, и я в ее волосах прячу лицо. Шепчу туда, шепчу.
— Вася, — умоляет она выдохами, — пожалуйста, не отпускай меня. Мне ты тоже нужен, всегда. Очень нужен. Сильнее, можешь сильнее.
То расходимся, то замедляемся. Я на грани вылета из тела, потому что ей мои заходы очень нравятся. Сжимает и сжимает меня изнутри.
А затем она настойчиво переворачивается, и я утопаю. Тело сначала не слушается меня. Боль по мышцам сахарным песком раскатывается и впитывается.
Обращаю Алису к себе, и на каждом толчке дрифтую скоростью, как будто последние секунды доживаю.
Ладонями она лицо мое держит:
— Давно тебя люблю. Давно. Слишком…
— Слишком, совсем люблю тебя, — повторяю я. Взглядом погибаю в ее глазах. — Так тебя люблю. Я люблю тебя. Люблю, люблю тебя. Иди ко мне, Алиса. Маленькая моя, сюда смотри.
Отрубаюсь не сразу; встряска, как кофеин по жилам запустили. Она же сразу засыпает, изморенная. Но руку мою все еще держит.
И, на самом деле, не хочу в сон проваливаться. Хочу, чтобы всегда ее рука была в моей.
Глава 48 КУЛАК
Утром, как с бодуна, поводит. Но пару глотков воды оказывают целительный эффект.
Алиса просыпается, когда я уже из душа вернулся и читаю рядом в кровати. Она так подскакивает мгновенно, что у меня сердце стопорится. Точнее, сотня сердец новоприобретенных.
Вывалил вчера на нее тонны вагонов перегруженных. Совсем по-другому планировал